Как Квартет Бородина устроил день выборов в консерватории

Не часто концерт врезается в сознание так глубоко, что не выкорчевать. Еще реже требует от слушателя сделать решительный личный выбор - так, что не отвертишься. В год юбилея Николая Мясковского и в день рождения Дмитрия Шостаковича Квартет имени Бородина свел их сочинения в программу-шедевр.

25.09.2021. Малый зал Московской государственной консерватории. Н.Мясковский. Квартет № 13 ля минор. Д.Шостакович. Квартет № 1 до мажор. Квартет № 12 ре-бемоль мажор. Государственный Квартет имени Бородина. Николай Саченко, партия 1 скрипки, Сергей Ломовский, 2 скрипка, Игорь Найдин, альт, Владимир Бальшин, виолончель.

Впору было раздать каждому из слушателей избирательный бюллетень: а какая из исполняемой музыки – про вас? Последний квартет Мясковского? Первый квартет Шостаковича? Или одно из поздних его сочинений в этом жанре?

Русская музыка 20-го века взыскательно и напрямую обратилась к людям века 21-го.

Квартет Мясковского лиричен и, я бы сказал, неизбывно гуманен. Тема того, что человеку дорого и близко, что трогает его душу, здесь неистребима. Она задается протяженно и гармонично, переходя от инструмента к инструменту. От нее веет покоем и уютом. Да, время от времени отдается дань напряжению сил и включению энергии. Но в этот момент альт, внутренний голос, жмет на тормоз: о чем напряг? Смысл жилы рвать и струны нервов корежить? 

Замедление. Остановка. Медитация-размышление.

Разумеется, у Мясковского не все так наивно и просто. Условный императив «Пилите, Шура, пилите!» звучит весьма настойчиво. Но в противовес ему первая скрипка высветляет картину. Будто заглядывает в тайные душевные уголки товарищей по ансамблю. Отыскивает там родство – и создает микромир. Не просветленный, но подсвеченный. И даже грубоватое «рубилово» в начале четвертой части квартета Мясковский переводит обратно в лирику. И завершается квартет усилием достаточным – но не чрезмерным.

Примерили на себя? Тогда идем дальше.

Первый квартет Шостакович написал только в 1938-м. Написал уже битым, быстро научившись маскировать и всячески защищать сокровенные смыслы своих творений. И квартет этот очень похож на проверку средств маскировки.

Я слушал эту безмятежную музыку – и поймал себя на мысли, что такую вот стилизацию вполне написать модный нынче Десятников, к примеру. Вот до чего широк – а не только глубок – был Дмитрий Дмитриевич!

Квартет этот, если в двух словах, - словно солнечные зайчики бегают и лучики в глазах, вот только прикрытых розовыми очками. Разве что соло альта пару раз вмешивается в сию идиллию: дескать, а теперь обратимся к трудовым будням, товарищи. И только чуточный, едва уловимый излом в партии первой скрипки выдает для особо проницательных притворство опуса.

Квартет-маска. Квартет-поза. Но и – стиль жизни. Будь готов! Всегда готов! На что – а на все, что скажете.

Ну, а на контрасте с 1-м, - 12-й. Хорошо, что после антракта – можно как-то перенастроиться; с 1-м-то было так удобно и комфортно…

Бетховен в поздних квартетах собирал себя забарахлившего заново по частям, а на крайний случай находил опору в вечности.

У Шостаковича в 12-м творятся дела пострашнее.

Здесь на сердце лежит неподъемный камень. Здесь первая скрипка и виолончель – душа и разум – мучительно пытаются воссоединиться, но, не находя в этом поиске точки опоры, отказываются друг друга понимать. Первая скрипка взвивается вдруг ввысь… Но не находит отклика. Нет ни линии настроения, ни линии действия. Только подобие стороннего постукивания – фирменный к тому времени прием Шостаковича – побуждает к рефлекторной реакции…

Внутренний разрыв.

Виолончель, голос разума, впадает в истерику. Настойчиво вводится зловещее четырехзвучие и ввергает ансамбль в исступление. Звучит то ли неотвратимый диктат-приказ, то ли сигнал ужаса…

Здесь тоже, как и в квартете Мясковского, виолончель обозначит тему медитации. Да не найдет спасительной зацепки. И музыка окончательно-бесповоротно разорвется надвое. И в одной ее части возобладают леденящие кровь мотивы подземного царства мертвых, а в другой - один только рефлекс, пустой и дурной, заставит выворачиваться наизнанку…

И совсем ненадолго вклинится фрагмент успокоения и лада. И только промельком встрепыхнется первая скрипка. И опять все сорвется в бесовскую сечу, где голоса струнных зайдутся в страшном хрипе…

Неимоверное, скажу вам, впечатление произвело вот это хриплое бешеное сверхусилие в финале. Потому что совершил его некто давно уже неживой.

…Придя немного в себя, я задумался: а Шостакович в 12-м квартете о своих терзаниях исповедовался – или так он ощущал страну в 1968-м?

Если не на этот вопрос, то на вопрос о формуле своей жизни каждому из нас важно ответить.