Гайдн и система мироздания

Мне часто доводилось слышать от многих людей, что человеческое сознание и восприятие мира всегда одинаково. В смысле что не у каждого человека на протяжении его жизни, а у многих поколений. Утрируя – всё, что нужно людям, это еда, сон и секс. В какой-то степени, физиологической – безусловно. Но человек, как никак, существо социальное, и одной физиологией объяснять его мировосприятие было бы странным.

Мировоззрение человека менялось с веками. И то, как воспринимаем окружающий нас мир мы сегодня, не имеет ничего общего с тем, как воспринимали его люди даже сто лет назад, а уж чего говорить про двести, триста и более лет. Посвятив не один год изучению системы мировоззрения средневековой Европы, я очень красочно убедился в этом. Если стандартные физиологические потребности неизменны в человеческом обществе с каменного века, то восприятие мира и цивилизации претерпели глобальные изменения. И, чем ближе на временной шкале они к нашим дням, тем они более похожи на наши.

Тем не менее, сейчас мы до сих пор продолжаем пользоваться рядом атавизмов, доставшихся нам от предков. Например, сакрализация власти и практическое обожествление руководителя в некоторых странах, кем бы он ни был – королём, президентом или вождём – перешли к нам по наследству из древних времён. Но были в истории и случаи, когда модель мира удивительным образом, словно метростроевский бур, пробивалась из будущего в прошлое, принимая невероятную форму, вполне очевидную для современников, но совершенно утратившую первоначальный смысл для нас, изучающих прошлое. Предлагаю взглянуть на очень занятный и показательный пример, расположившийся в минувшем на расстоянии двухсот сорока лет от нас.

В 1781 году в роскошный замок князя Миклоша Йозефа Эстерхази прибывает Нунциато Порта, один из востребованнейших либреттистов и оперных режиссёров Вены и Праги второй половины XVIII века. Эстерхази, как и его отец – богатейший аристократ Австрийской империи, страстный любитель музыки и человек, привыкший получать всё самое лучшее. Его придворный оркестр – наверное, даже искуснее, чем оркестры в оперных театрах Вены, Праги и Будапешта. Его главный придворный капельмейстер – знаменитый Франц Йозеф Гайдн, пожалуй, самый гениальный и востребованный композитор Австрии тех лет. Императрица Мария Терезия говорила: «Если мне будет угодно насладиться отличным оперным спектаклем, я отправлюсь к Эстрехази». Князь ожидает в гости наследника русского престола, цесаревича Павла Петровича, который изволит совершать вояж по Европе и непременно желает посетить Вену, а оттуда заглянуть во дворец к князю в Айзенштадт и послушать в его знаменитом театре оперу.

Эстерхази нанимает Порту сочинить либретто, которое имело бы одновременно и назидательный, и развлекательный характер, а вместе с тем делало бы совершенно непрозрачный намёк на масонские идеи о мироустройстве, столь модные в ту пору в Европе. Сам Эстерхази был масоном и прекрасно осведомлён о симпатиях русского цесаревича к братству, ведь воспитан тот был именно петербургскими масонами, в первую очередь графом Паниным. Вполне возможно, знал князь и о том, что Павел готовится вступить в Вене в ложу, и что для этого всё готово, поэтому ему была необходима такая опера, которая продемонстрировала бы высокому гостю всю широту идеологии братства в смысле мироощущения. Князя не интересовала обрядовая сторона и ритуалы – ему было важно в лёгкой и доступной форме показать, каким видят в идеале мир масоны, дабы укрепить цесаревича в его решении присоединиться к братству.

За музыкой дело не стояло – имелся Гайдн, который с лёгкостью мог сочинить всё, что пожелает Эстерхази. К тому же Гайдн сам был без пяти минут масоном – он уже давно подумывал на тему вступления в ложу, а окончательно убедил его это сделать Моцарт в 1785 году, потому что сам за полгода до этого подался в братство. Но композитора с либреттистом очень уж поджимали сроки, а служенье муз, как известно, не терпит суеты. Поэтому Порта предлагает Гайдну использовать одно из его старых либретто, с успехом прошедшее в театрах Праги и Вены. Он лишь немного редактирует его, увеличивая партии нескольких персонажей, а Гайдн в свойственной ему манере довольно быстро сочиняет великолепную и оригинальную музыку. Либретто называлось «Роланд-паладин».

Литературный источник для текста этой оперы – незаконченная эпическая поэма Маттео Мария Боярдо «Влюблённый Роланд» и знаменитая поэма Лодовико Ариосто «Неистовый Роланд». Оба – литературные звёзды итальянского Ренессанса. Сам Роланд – персонаж франкского средневекового эпоса. Порта написал свой текст изначально для оперы композитора Гульельми, впервые поставленной в Праге. Теперь тексту суждено было обрести новую жизнь с новой музыкой.

Поэма Ариосто, ставшая основной базой для создания либретто, произведение крайне сложное и многослойное. Литературоведы насчитали в ней четырнадцать сюжетных линий, не считая тринадцати дополнительных вставных новелл. От обилия персонажей рябит в глазах. Но Порта для своего «Роланда» выбрал лишь основных, на которых строится интрига, добавив туда ещё несколько лиц, которых у Ариосто нет. Гайдн помог ему проработать некоторые из образов, чтобы их характеры на сцене имели музыкальную осмысленность и завершённость – Гайдну важно было не только выполнить идейный заказ князя Эстерхази, но и подружить итальянский оперный канон с австрийской народной музыкой, ведь опера должна была в полной мере отражать симбиоз культур, который, согласно масонской идеологии, являлся фундаментом для построения идеального общества.

В итоге «Роланда-паладина» населяют: собственно, сам Роланд, рыцарь и паладин Карла Великого; Анжелика, катайская царица (транскрибирую как в либретто – Regina del Cattai); Медор, сарацинский воин; Родомонт, царь варваров; Альцина, могучая волшебница; Паскаль, оруженосец Роланда; Эврилла, пастушка; Ликон, пастух; Харон, перевозчик душ умерших в царство мёртвых. Последние четыре персонажа у Ариосто отсутствуют. Поэтому предлагаю сосредоточиться и поковыряться в первых пяти.

Это – страница из оригинальной партитуры Гайдна с кастингом, где видны все персонажи и какой певец какую партию на премьере исполняет. Довольно странный дизайн, надо заметить. Вот для сравнения первые страницы из партитуры к опере Моцарта «Похищение из сераля», увидевшей сцену в том же 1782 году, что и «Роланд-паладин». Ничего необычного, всё как у всех и как обычно.

Вот ещё пример – всё тот же 1782 год, опера Джованни Паизиелло «Севильский цирюльник». Даю сразу три первых страницы партитуры, поскольку вторая интересна посвящением Екатерине Великой (написана ведь она была для оперного театра в Санкт-Петербурге), а на третьей, собственно, список действующих лиц с фамилиями певцов, приписанными от руки. Тоже ничего удивительного.

А вот у «Роланда-паладина» Гайдна какой-то странный список персонажей выходит. Принято считать, что схема демонстрирует взаимоотношения между ними, и это отчасти верно – Роланд и Родомонт влюблены в Анжелику, которая влюблена в Медора. Паскаль и Эврилла составляют твёрдую пару, а Альцина с Ликоном несут на себе всю конструкцию, имея в фундаменте Харона. Плюс Паскаль расположен под Роландом как его слуга, а Эврилла расположена под Родомонтом как его служанка. А теперь более подробно.

Выходная каватина Анжелики — поёт американское сопрано Арлин Ожер

Анжелика – царица какого-то загадочного Катая. Что это такое? Катай (Catai, Cattai, Cathai, Cathay) – обобществлённое понятие, обозначавшее для европейца конца XVIII века монголоидную Азию. Название, судя по всему, произошло от Скифии, с веками трансформировавшись в написании. Под понятие «Катай» могли попадать как собственно созвучный названию в русской версии Китай, так и Таиланд, Вьетнам или Корея. Одним словом – нечто большое, богатое и недостаточно изученное. В европейском искусстве и XVIII, и даже уже XIX века Анжелика ну никак на монголоидку не тянет – европейцам недоставало сведений о монголоидах!

Родомонт – у Ариосто он царь Алжира, что дало повод большинству историков музыки перевести Re di Barbaria как царь берберов. Но берберы – не арабы, а Берберия по-итальянски Berberia… Как двести лет назад, так и сейчас. Там буква е, а не а. А barberia в современном итальянском значит барбер-шоп или попросту парикмахерская. Место, где стригут бороды и ухаживают за ними, от слова barba – борода. В латыни, кстати, используется совершенно идентичное слово. Т.е. Родомонт получается царь не Алжира и не берберов, а страны, где все с бородами. А в европейской литературной и исторической традиции люди с бородами – это варвары, поскольку слово «варвар» (barbaro по-итальянски) происходит от слова «борода». Эта традиция пошла от римлян, которые, как известно, предпочитали бриться, а бородатых людей (не считая периода эллинофильской династии Антонинов) считали варварами. Слово закрепилось в латыни после первого разорения Рима вандалами, которые были все сплошь бородатыми, да ещё и славянами в придачу (относительно вандалов и их языка ещё поговорим, когда будем препарировать творчество Моцарта). Получается, что Родомонт – царь варваров. Бородатых. А бородатыми варварами, как известно, в Европе и тогда, и, к сожалению, по сей день (хоть и частично), называют русских.

Вот как благородно может звучать варвар — поёт немецкий баритон Кристиан Герхаэр

Медор – сарацинский воин. В некоторых источниках его именуют мавром. Но в XVIII веке слова «мавр» и «сарацин» тождественны. Мавр совершенно не означает негра (привет Шекспиру с его «Отелло»). Т.е. может обозначать негра, но не обязательно. Маврами на Пиренеях традиционно называли арабов, а сарацинами – арабов восточного Средиземноморья. Получается, что Медор мог быть хоть мавром, хоть сарацином, но в любом случае являлся арабом.

Назовись хоть мавром, хоть чучелком, а любовный дуэт Медора и Анжелики просто распирает от лирики и чувственности — поют немецкий тенор Вернер Гюра и французское сопрано Патрисия Пётибон

Наконец, Роланд и Альцина. Роланд – это олицетворение Франции и власти Карла Великого, несокрушимой и победоносной. Роланда ведь нельзя убить, как бы не пытались этого сделать всякие враги, включая великанов. Альцина – вовсе волшебница, которая может всё и вытворяет что заблагорассудится, но исключительно в рамках справедливости и правосудия. Этакая богиня, вершительница судеб.

Выходная ария Роланда в исполнении американского тенора Джорджа Ширли (кстати, первый в истории чернокожий тенор, допущенный в нью-йоркской Метрополитен опера до исполнения главной партии)

А теперь возвращаемся к странице с кастингом из партитуры Гайдна.

Она представляет собой не что иное, как современную композитору картину мира в масонском прочтении. Используя излюбленную символику братства – пирамиды, – она демонстрирует нам мироустройство и тяготения его частей друг к другу. Роланд здесь – Европа, поскольку именно при Карле Великом был впервые создан прототип придуманного масонами Евросоюза, или единой после падения Рима Европы (он включал в себя современные Германию, Францию, Бельгию, Италию, Швейцарию, Нидерланды, Австрию, Люксембург и часть Испании). Анжелика – Азия с её загадочностью и необъятными территориями (именно поэтому пирамида Анжелики самая большая). Родомонт – Россия, поскольку «русские» и «варвары» – понятия тождественные для европейца. Пирамиды Роланда и Родомонта тождественны по размерам, поскольку Россия эпохи Екатерины Великой уже стала равноправным игроком в системе международных взаимоотношений. Медор – мусульманский, арабский мир, уже не имеющий такого налёта загадочности, как Азия, поэтому его пирамида меньше остальных. Вместе с тем его пирамида как бы отрезана от другой пирамиды и представляет собой её навершие, где должно располагаться всевидящее око братства, ведь именно с ближневосточных знаний, привезённых в Европу крестоносцами, и стартует история тайных обществ Европы. А нижнюю часть этой усечённой пирамиды занимают Альцина с Ликоном – волшебница и пастух. Волшебница олицетворяет могущество и силу братства, а пастух (pastore по-итальянски) – это пастырь для всех страждущих справедливости и свободы. В подножии – Харон, где ему и полагается быть, в аду. По бокам пирамиды простого народа – Паскаля и Эвриллы, именно того природного, физиологического начала, которое интересует лишь еда и секс.

Роланд-Европа и Родомонт-Россия тянутся к Анжелике-Азии, стремясь и заполучить её богатства, и с её помощью выстроить новый мир. Анжелика-Азия тяготеет к Медору-исламскому Востоку, соприкасаясь с ним навершиями и через него как бы стремится к истинному знанию, к Ликону-христианскому пастырству и Альцине-масонским ложам. Всё это опирается на поддержку народных масс – Паскаля и Эвриллы. Все пирамиды, представленные нам, будто нанизаны на единственную усечённую, символизирующую бытие как данность. Так что в схеме действующих лиц Гайдн зашифровал картину мировосприятия просвещённого европейца конца XVIII века. Если взглянуть на драматургическое развитие некоторых персонажей – становится ещё интереснее.

Роланд сходит с ума от любви в Анжелике – настолько сильно желание Европы пробраться поглубже в Азию. Родомонт, хоть и влюблён в Анжелику, наблюдает с осторожностью, не делая резких движений, как Россия проникала в Азию постепенно, нигде это не афишируя. Медор всё время переживает, что его убьёт сбрендивший Роланд, в итоге этим всё и заканчивается. Но Альцина воскрешает его, и теперь Медор, став другим человеком, готов идти в бой и сражаться с Роландом. Невольно напрашивается ассоциация с массовой миграцией арабского населения в Европу в последние годы, инспирированная определёнными силами, будто по велению волшебницы.

Самый позитивный герой этой оперы – оруженосец Паскаль, совершенно безбашенный и буффонадный персонаж, прекрасное олицетворение народного отношения к жизни, простого и бесхитростного. Его Гайдн с Портой вставили специально, дабы полностью оправдать заявленный жанр произведения – героико-комическая опера. Вроде как героический канон оперы-сериа соблюдён, но в юмористическом ключе, делающем из вчерашнего пафосного героя шута и полностью меняя систему ценностей, ставя всё с ног на голову. Картина мироздания вроде бы кажется прежней, но, будто отражаясь в зеркале, меняет акценты и показывает, что есть сила, способная поколебать даже непоколебимое. И, разумеется, в итоге побеждает всё равно любовь. Но не одна, а в содружестве с разумом!

Финальный хор «Роланда-паладина»

В 1782 году цесаревич Павел Петрович так и не доехал до Айзенштадта. Прибыв в Вену, он задержался в ней и был принят в ложу, после чего укатил во Флоренцию – на визит к князю Эстерхази у него не оставалось времени. Неизвестно, расстроился ли князь, но вот публика не расстроилась точно – «Роланд-паладин» Йозефа Гайдна ждал театральный триумф – после премьеры во дворце Эстерхази опера с огромным успехом прошла на сценах Вены, Братиславы, Праги, Мангейма, Франкфурта, Будапешта, Брно, Кёльна, Граца, Нюрнберга, Берлина, Ганновера, Бремена, Лейпцига, Мюнхена, Аугсбурга, Кёнигсберга, Вроцлава, Гамбурга и Дрездена. Моцарт и его либреттист Лоренцо да Понте оказались настолько под сильным впечатлением от сочинения Гайдна, что использовали ряд структурных конструкций «Роланда-паладина» при написании великого «Дон Жуана». У них дон Жуан так же, как и Роланд у Гайдна, является стержнем спектакля, имея по обе стороны от себя по три персонажа одной характеристики – героических и комических, два женских и один мужской в первом случае и два мужских и один женский во втором. Гайдновским трио Анжелика-Медор-Альцина и Паскаль-Эврилла-Ликон соответствуют донна Анна-дон Оттавио-донна Эльвира и Лепорелло-Церлина-Мазетто у Моцарта. Кроме того, Моцарт с да Понте сделали кальку с арии Паскаля, в которой тот похваляется своими путешествиями по свету – у Моцарта Лепорелло тоже похваляется, правда любовными подвигами своего хозяина, дон Жуана.

Вот эта ария Паскаля в великолепном исполнении итальянского баритона Доменико Тримарки — текст состоит сплошь из рассказов о турпоездках и срочном желании поесть да завалить какую-нибудь красотку

А вот знаменитая ария с каталогом Лепорелло из «Дон Жуана» Моцарта — для сравнения)) поёт бельгийский бас-баритон Жозе ван Дам

К чему же мы пришли в начале XXI века? А к воплощению идеи мироздания, описанной в опере Гайдна, в жизнь. Опера будто показывает нам, ныне живущим, как идеал мира будущего из прошлого становится реальностью. Европа и Россия заигрывают с Азией, арабский мир ведёт себя всё наглее, а Альцина из волшебницы превращается в Америку, вершащую судьбы планеты. И лишь у простых людей по-прежнему остаются всего три заветные потребности – еда, сон и секс.

(C) petrus_paulus