Как Бетховен изобрел электричество. Переменный ток и счастье в личной жизни

Мировая, как бы сейчас сказали, премьера освещения улицы с помощью электрических ламп случилась в 1873 году в Петербурге. Но вот послушал я сонаты Бетховена, датированные началом века 19-го, а иные и концом 18-го, – и там электричество уже гуляет с размахом! Право  же, иногда стоит послушать творения гения, не столь заигранные и не наслушанные широкой публикой взахлест. Мне подвернулся как раз такой случай.

7.03.2021. Малый зал Московской государственной консерватории. Л. Ван Бетховен. Сонаты для фортепиано №№ 4, 6, 25, 22, 13. Яков Кацнельсон, фортепиано.

Программа-загадка. Ибо в ней - ни одного опуса, отнесенного узколобой критикой к бетховенским шедеврам. Но если такой вдумчивый музыкант, как Яков Кацнельсон, предлагает слушателям некую сонатную комбинацию, то наверняка эта программа – с сюрпризом. И что-то в ней скрыто и будет выявлено.

Так точно! Во-первых, удалось внимательно изучить бетховенские подступы к «Лунной» и «Аппассионате», ибо 13-я и 22-я им как раз вплотную предшествовали.

А во-вторых, Кацнельсон меня неопровержимо убедил: покуда ученые всего мира тянули лямку с изобретением электрического света, Бетховен уже на предельном накале пустил ток по своим фортепианным проводам!

Да не просто изобрел это дело, но и внимательно разбирался, как электричеством пользоваться.

Ну да, молнии сверкали и прежде. У Вивальди, например, во «Временах года». Но об электричестве на улицах, площадях и возникающем меж людьми, музыка до Бетховена не говорила столь прицельно и подробно.

Что такое, на мой слух, 4-я соната?  Это история резонанса. Взволнованный рассказ  о том, как внешнее воздействует на человеческую натуру. Всю первую часть – такое чувство, что персонажа сонаты будто током ударяет. Он абсолютно зависим от внешнего императива. Велят плясать – пляшет. Велят бежать – бежит. Но это же Бетховен, господа! И он-то долго плясать под чужую дудку не станет. Весь дальнейший строй сонаты – поиск самостоятельности. Неспроста во второй части раздается вроде как звук метронома, и происходит нащупывание личного чувства и личного ритма. Рокот контекста, толпы, времени, само собой, непреклонен, он все время здесь, он надвигается и накрывает. И вся эта соната молодого еще Бетховена – о балансе  внешнего и внутреннего. И завершается она негромкой, заметим, нотой.

А в 6-й уже другая ментальность автора. Нарушая традицию энергичной-бойкой первой части, Бетховен начинает сонату с неких притворных сценок, пробавляясь, возможно, оперными сюжетами и иронизируя. И тем глубже и проникновеннее звучит в медленной части его НАСТОЯЩАЯ тема. Закольцовывается же история удалой-борзой пляской «незадумок» на предельном пульсе. Притопывает-прихлопывает ли Бетховен в такт своей музыке? Здесь, пожалуй вопрос…

Следом Кацнельсон дал не 13-ю, а 25-ю, и в этом, пожалуй, его находка.  Потому что зрелый Бетховен прямо-таки подхватывает настроение, мелькнувшее в Бетховене раннем!  В 25-й поначалу все ходит ходуном. Она открывается бешеным энергопотоком.  Всепоглощающим и всерастворяющим. Вот только вопрос уже снят. Бетховена больше нет в этой дикой оголтелой пляске. Он здесь – воплощение умиротворения и мягкости, царящих во второй части. И здесь, к слову, его музыка больше, чем где-либо, родственна гармониям Шуберта. Финальная часть только закрепляет концепцию сонаты. Включен бесстрастный наблюдатель, и он не более чем фиксирует поток окружающей жизни, то слабеющий, то нарастающий. И заметьте: ни в одной из частей нет и следа внутреннего конфликта, прежде обычного для Бетховена.

Вот так, исполнительской волею Якова Кацнельсона, Бетховен выяснил отношения с внешней средой. А дальше началось кое-что поинтереснее.

22-я – абсолютный черновик «Аппассионаты»!  Мощная ударная волна рыщет здесь по клавиатуре, и это первое предвестие самой знаменитой из сонат. И вдруг возникает что-то очень похожее на обмен репликами. Причем развивается эта тема так, как возникает, включается  и набирает накал электричество в диалоге, в общении.  Говорим же мы: вот, меж ними искорка пробежала! Да только кто б отгадал тогда, что в 22-й Бетховен репетирует общение не с кем-то, а с Господом. И это второе предвестие «Аппассионаты». Кстати, и финальная часть 22-й по насыщенности – будто происходит извержение вулкана – очень близка финалу 23-й.

Ну, и 13-я. Вишенку на торт Кацнельсон  поместил необычную. Надо еще было отыскать такую! Ибо 13-я больше всего похожа на спектральный анализ эмоций людских. На исследование того, как тот самый ток проходит по душам и сердцам. Как это электричество можно регулировать. Да только оно, коварное, проклевывается  и знай себе нас щекочет…

Словом, - больше слушайте Бетховена! Он еще много чего вам откроет. И по возможности не суйте палец в розетку.